Адепт

Он снова отлежал ухо. И шея основательно затекла. Привычные и не особенно раздражающие ощущения. Рипли уже не мог вспомнить, когда спал на подушке. Какое глупое слово - подушка. Провёл рукой по тому месту, где только что лежала голова. Мягко зазвенело. В полной темноте звенело особенно благозвучно. Нащупал на полу фонарь. В его желтоватом свете маленькие, с округлыми гранями параллелепипеды привычно отозвались знакомым мерцанием. И кто придумал, что золото желтое? Цвет этих брусочков может называться только золотым. Не зовут же солнце желтым карликом, хотя оно таковым и является.

Перевёл луч на обиженно заткнувшийся будильник. Все идёт по плану - до окончания цикла растворения пепла оставалось полчаса. Рипли погасил фонарь, поднял руки и раздвинул створки нижнего люка. Поднялся по стремянке в узкий колодец и, открыв верхний люк, вынырнул в лабораторию. Нужно было подготовится к третьему циклу. Рипли ополоснул лицо и голый череп над раковиной, тщательно вымыл руки и протер их спиртом. Сел за стол, склонился над тиглей. Через несколько минут он почувствовал, что разделение сухой серы и минеральной ртути началось. Внешне он не воздействовал на процесс, но его активное сосредоточенное присутствие было необходимо. До появления красной тинктуры пройдёт много часов. Впрочем может ничего и не получиться. Такое тоже бывало.

Желтый карлик за окном начал скольжение по нисходящей, когда в дверь два раза постучали. Это Мария подала сигнал к обеду. Только что закончилась ферментация и можно было отвлечься без ущерба для процесса почти на два часа. Рипли медленно вернулся в реальный мир, проверил, хорошо ли замаскирован люк и, отодвинув щеколду, вышел из лаборатории.

 

* 

Когда ему было около пятнадцати в стране свергли диктатора. Начались свобода и бедность. На главной площади города с вечера была подготовлена для сожжения высокая пирамида из книг. Но революционный ветер не позволил разгореться костру и хаотично разметал книги по брусчатке. К утру площадь была пуста - все это печатное богатство, которого почему-то так боялись свергнутые накануне инквизиторы, осело в домах горожан. Он тоже принёс несколько книг и вечерами, сидя под грушей в дальнем углу сада возле старого флигеля, пытался определить, что же в них такого крамольного. Внешне особенно выделялся один фолиант с названием на непонятном языке. Много позже , изучив достаточное количество языков, он перевёл название - "Немая книга", что полностью соответствовало содержанию. В толстой, чуть потрепанной монографии не было ни одного слова. Все страницы занимали оттиски гравюр, последовательно и подробно изображающие некий загадочный процесс. Любопытство и ещё одно свойство, которое некоторые называют одержимостью, сделали своё дело. Оказалось, что некто Авраам Еврей раскрывал фундаментальными изобразительными средствами, в мельчайших подробностях и строгой последовательности секрет изготовления Великого эликсира, он же Красная тинктура, он же Магистерий, он же Философский камень.

С той поры его жизнь круто изменилась. Появилась цель.

 

Но прежде произошло несколько не столь существенных событий. Молодой человек успел закончить университет в столице, жениться, родить сына и занять место отца в роли хозяина сети аптек и магазинчика колониальных товаров. Другими словами это был хорошо образованный, трезво мыслящий и твёрдо стоявший на земле индивидуум, семья которого со времён правления Династии занимала большой добротный дом на хорошем земельном участке с фруктовым садом и протекающим по нему прозрачным ручьем на южной окраине города. Все изменилось с того момента, когда он понял, ощутил кожей и нервной системой, что это возможно. К двадцати пяти годам было изучено все, что возможно было найти по теме - от псевдомагических "Различных ремёсел" эксцентричного монаха-алхимика Теофиля до " Книги двенадцати врат" Джоржа Рипли, чьё имя он нахально позаимствовал и никогда потом не хотел вспоминать, как его звали до этого. Он отдавал себе отчёт, что вряд ли возможно достижение всех семи целей подлинной алхимии. Человек здравомыслящий, он не ставил задачи выделения из исходных материалов Мировой души - основной сущностной субстанции мироздания . Его устемления ограничивались приготовлением так называемого Философского камня, а если проще - вещества, обладающего способностью трансмутировать, а если понятней – превращать неблагородные металлы в благородные.

Конкретно его интересовало золото. А дальше, если удастся превращать любую железку в поистине благородный во всех отношениях металл, попытаться выделить Жидкое золото - универсальное лекарство, не только излечивающее от всех болезней, но и существенно продляющее жизнь. При этом о бессмертии он, разумеется, и не думал. Вновь испечённый Рипли всегда ставил реальные цели.

 

*

В небольшом, отдельно стоящем домике в саду, построенном ещё предком-основателем, была оборудована лаборатория. Оснащение, создание запасов материалов и реактивов, хоть и заняли немало времени, были все же облегчены тем обстоятельством, что Рипли через сеть своих аптек имел прямой выход на широкий рынок, связанный с химическим производством и точным приборостроением. Описание действий увлечённого алхимика, направленных на достижение своих непонятных широкой публике целей, могут иметь интерес только для весьма немногочисленных специалистов, поэтому легко может быть опущено. Кстати, Рипли не любил, когда то, чем он занимался, называли алхимией. Получалось, что это слово как бы производное от химии. А ведь на самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Настал момент, когда стало ясно, что для завершающей стадии необходимо создать некий прибор для исполнения последнего аккорда в симфонии под названием Великая трансмутация. Ни один из тщательно изученных источников в этой области, даже любимая, подробная и наглядная в прямом смысле "Немая книга" не давали описание такого прибора. Уже были освоены и прочувствованы все стадии создания желанного продукта, кроме последней двенадцатой - созидания. Нагревание в янтаре, как это предписывалось источниками, ни в каких вариациях не давало эффекта. Ни олово, ни даже серебро не желали трансмутировать в золото.

 

Идея пришла, как положено по законам жанра, неожиданно.

Вечерами экспериментатор любил посидеть в шезлонге под развесистой грушей, источавшей, в зависимости от сезона, то лёгкий аромат цветков, то сладкий запах плодов, и почитать книги, поколдовать над формулами или эскизами уникальных приборов и инструментов. Здесь же он встречался со своим доверенным аптекарем, снабжающим его всем необходимым. Все удачные идеи приходили в его светлую голову именно здесь. Вот и сейчас он взял в руки книгу Великого Гримуара, на обложке которой был изображен Уроборос - живой символ алхимии. Рипли тысячу раз видел, как брутальный змей заглатывает свой хвост. Но надо было увидеть в тысяча первый раз, загубив предварительно несчётное количество циклов превращения, чтобы понять - вот оно! Необходимо совмещение спирали и закольцовки в реальном биомеханическом агрегате с совмещенным метаболизмом. Как все, оказывается просто - давно известный змеевик, зашунтированный сосудами живого организма. Его организма. Рипли сразу, ещё до воплощения идеи в готовый продукт, дал его механической составляющей естественное название - трансмутатор. И имя - Гримуар.

 

*

До окончания работы над прибором в жизни будущего адепта алхимии произошли серьёзные изменения. Жена, несправедливо заподозрив его в расстройстве рассудка, забрала сына и всю наличность и уехала куда-то на побережье к старшей сестре. Рипли окончательно переселился во флигель. Большой дом и часть бизнеса были предусмотрительно (что в очередной раз подтверждает его вменяемость) сданы в аренду - лабораторная деятельность требовала постоянного пополнения средств. Остальное было распродано.

В доме поселилась семья бывшего майора правительственной армии, занимающегося каким-то не совсем законным промыслом и постоянно находящегося в разъездах. Женой майора была дальняя родственница Рипли по имени Мария, миловидная женщина средиземноморского типа, которая сразу взяла ненавязчивое шефство над лабораторным отшельником, добровольно вела его скромное хозяйство, честно выполняла обязанности экономки и частично снабженца. Ещё Рипли поддерживал неафишируемую связь с верным ему профессиональным фармацевтом из прежней жизни, который снабжал его необходимыми реактивами и сырьем. Что ещё нужно для серьёзной работы? Остальной мир перестал существовать. 

 

* 

Гениальный затворник любовно поглаживал трансмутатор, психологически готовясь к последнему циклу превращения. Почти готовое Вещество - дымящаяся в янтаре смесь серебряных опилок, серы и ртути были залиты в пузатую терракотовую реторту, под которой в голубоватом свечении плавились таблетки сухого спирта. Сквозь полупрозрачные фарфоровые стенки змеевика Рипли отчетливо видел капли конденсата в последней спирали. Предстояло слиться с Гримуаром в одно целое. Он положил правую руку на тёплую сферу реторы, левой ладонью обхватил основание змеевика и начал медленно продвигать её по спирали к конечной точке. Время шло. Ничего не происходило. Рипли совсем перестал себя ощущать отдельно от прибора. Когда ладонь достигла витка с максимальной концентрацией конденсата, Рипли ощутил сильный ожёг внутри себя, как будто раскалённая ртуть заполнила его кровеносную систему. В тот же момент на кончике змеевика возникла мерцающая капля, которая бесконечно медленно увеличивалась в размерах. Боль была почти невыносимой, но Рипли уже знал - если он отдёрнет руку, капля так и не созреет. И он терпел. Он даже почувствовал некоторое упоение от осознания собственной самоотверженности. А потом почувствовал, что боль не так уж и непереносима. А в чем-то, пусть самую малость, даже приятна. Определённо приятна. Наверное потому, что создает то самое чувство упоения.

Капля оторвалась. Почти сразу набухла и оторвалась вторая капля. Процесс пошёл! Симбиоз машинной и человеческой сущностей выдал результат. Вскоре керамическая форма на столе наполнилась солнечной жидкостью, которая очень быстро остывала и твердела на глазах. Рипли уже хотел оторвать руку от змеевика, как вдруг, в самый последний момент испытал приступ такого острого блаженства, выдержать который он был просто не в состоянии. Экстаз затуманил разум.

Тело обмякло и стекло на пол.

Тьма поглотила лабораторию.

 

Обморок продолжался несколько мгновений. Когда сознание вернулось, он уже знал, что получил золото. Конечно все надо проверить, определить пробу, но сомнений уже не было. Он достиг цели. Он - адепт! Возможно первый настоящий адепт в истории человечества. И пусть после смерти его место в аду. Экзольтированный Данте давно определил адрес для таких как он рядом с фальшивомонетчиками - восьмой круг, девятый ров. Все это уже не имело значения. Он немного удивился, почему вдруг подумал о смерти в такой момент, но беспечно не придал этому значения. Прочь, прочь дурные мысли.

 

Под лабораторией находился вместительный подвал. Флигель в своё время и был построен для того, чтобы оборудовать под ним комфортабельное убежище на случай периодически угрожающих природных и политических катаклизмов. О подвале никому, кроме него, не было известно. Самое удобное место для хранения золотых слитков. Аккуратная горка из одинаковых брусочков быстро увеличивалась.

Процесс был тщательно отработан и со временем упрощен. Оказалось, что для трансмутации вполне походили любые металлические опилки. Почти все основные ингредиенты были многоразового использования.

Все было бы замечательно, если бы не нарастающее беспокойство, причин для которого было несколько. Во первых, после каждого сеанса превращения наваливалась усталость,  постепенно приводя организм в болезненное состояние. В один совсем не прекрасный вечер у Рипли не хватило сил подняться из подвала. Он так и уснул, положив голову на слитки. Это быстро вошло в привычку и уже не угнетало его. Лежать на созданном собственными руками вожделенном метале было даже приятно.

Хуже было другое. Пора было приступать к реализации следующей цели - созданию универсального лекарства, что становилось тем актуальней, чем меньше оставалось здоровья. Технически, при некотором напряжении мозга и интуиции, при наличии соответствующей самоотдачи и желания, выделить из правильно разбавленного жидкого золота медицинскую панацею было делом времени. Но желания-то как раз и не было.

Рипли уже давно отдавал себе отчёт в том, почему так происходит, и от этого ещё больше впадал в уныние. Настоящая, главная причина была в том, что он уже не мог отказаться от ежедневной порции эйфории, переходящей в экстаз, которую он получал, замыкая через большой круг своего кровообращения созидающий ток исходного металла в момент его перерождения в золотую амальгаму. Ему необходимо было испытывать это каждый день. И с этим он уже справиться не мог. Ни быстро растущий золотой запас, открывающий невероятные возможности, ни реальная перспектива сколь угодно долгой жизни, не были достаточным аргументом в выборе правильного пути. Всемогущий адепт понял, что он в ловушке выход из которой искать не хочется.

 

*

Мария готовила ореховый салат, когда на кухню со стоном, прижимая ко лбу мокрую тряпку, ввалился Рипли. Вся фигура обитателя флигеля источала отчаяние. Он с грохотом упал на стул, запрокинул голову и отбросил тряпку. Во весь его высокий лоб горел прямоугольный след глубокого ожога. Рваные края свисали безобразными алыми лоскутами мёртвой кожи. Красные глаза умоляюще таращились на Марию. Женщина охнула, зажмурилась на секунду, но, к счастью, не стала размахивать руками и причитать. В своё время она служила сестрой милосердия в полевом госпитале и всякое повидала. Быстро нашла аптечку и оказала необходимую помощь. Сок листьев алоэ быстро облегчил боль и Мария узнала причину трагедии. Рипли объяснил, что случайно прикоснулся лбом к раскаленному металлу, что в общих чертах соответсвовало действительности.

Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Силы покинули его в тот момент, когда брусок почти сформировался, за мгновение до вспышки сознания. Голова сорванным кокосом упала на стол и Рипли задохнулся от боли, сразу придя в чувство. На том месте, куда упала голова стояла керамическая форма с раскаленным золотом. Марии, разумеется не нужно знать такие подробности. Впрочем она, похоже не очень любопытна. Рипли посмотрел на женщину с благодарностью и интересом. Он как будто впервые заметил её.

 

У бывшей медсестры на самом деле не было причин удивляться и любопытствовать. Некоторое время назад, воспользовавшись тем, что её подопечный заснул после приёма принесённой ей пищи, она проскользнула в лабораторию. Внимательно осмотрев всё и полистав стоящие на полке книги, умная женщина правильно сообразила - Рипли занимался алхимией. Уверенная в лженаучности и полной бесперспективности этого занятия, Мария потеряла к деятельности лабораторного затворника всякий интерес. Впрочем это нисколько не уменьшало значения её покровительственной миссии. А как он похудел и осунулся последнее время. Бедный бедный Рипли.

А бедный Рипли отчётливо понял, что печальное происшествие, следствием которого явилось вечное клеймо на лбу, было последним предупреждением его ангела хранителя.

Он твёрдо решил нажать на тормоза.

 

Мария купила пострадавшему летний костюм цвета ванильного мороженого, мягкие мокасины и необычайно лёгкую широкополую шляпу из целлюлозы. Опущенные поля шляпы отлично маскировали недостатки верхней части лица. На седьмой день после происшествия, когда место ожога затянулось полупрозрачной пленкой и боль почти не чувствовалась, они вышли на прогулку. Муж Марии как обычно промышлял где-то на южном побережье, благо сезон дождей закончился и туристы на пляжных курортах паслись большими расслабленными стадами. В такие периоды он пропадал особенно надолго. Ничего не мешало странной парочке пройтись по тенистым улочкам туда-сюда. Странность заключалась в очевидном диссонансе. Она, явно уверенная в себе, почти пышка, в ярком цветастом платье, вызывающе, но в рамках пристойности, виляющая бедрами, и он передвигающийся неуверенной крадущейся походкой в мешковато сидящем на худых плечах хорошем, слегка помятом костюме, и низко надвинутой на глаза огромной шляпе. Рипли с трудом возвращался к тем обстоятельствам обычной жизни, которые, казалось, успешно забыты. На второй прогулке она взяла его под руку.

Вечерами они сидели под его грушей и разговаривали. Вернее говорила она, а он, сначала совсем не внимательно, а со временем с проблесками интереса слушал её щебетание. Она рассказывала местные и мировые новости и сплетни, выдавала забавные и остроумные характеристики соседям и заметным горожанам и, особенно, горожанкам, о существовании которых он до этого не подозревал. Однажды вместо грушевых посиделок они пошли в летний кинотеатр на премьеру фильма про любовь. Постельные сцены на экране некстати напомнили Рипли четвертую стадию процесса - соединение, достижение баланса, слияние элементов при постоянном умеренном нагревании. Он повернул голову и посмотрел на профиль Марии, поглощающей с приоткрытым ртом чужую счастливую жизнь. Она почувствовала, и их глаза встретились.

Он вспомнил, что с того несчастного дня не испытывал никаких сильных эмоций и положительных душевных и физических потрясений. Ещё он вспомнил, что положительные душевные и физические потрясения могут быть достигнуты не только в завершающей стадии трансмутации.

 

Бывший адепт лежал на спине и смотрел в потолок. Он был почти разочарован обманом своих необоснованно завышенных ожиданий. Разве не слишком яркие краски этой ночи могли сравниться с ежевечерними фейерверкам сознания и плоти в лаборатории? И ещё он испытывал чувство, похожее на стыд, как будто изменил своему Гримуару. За этот месяц усилиями Марии он основательно восстановил свою физическую форму, чуть округлился, посвежел. Но, главное, так или иначе, привёл свой мозг в состояние, соответствующее нормальной жизни обычного человека. А значит, он понимал, что эти его ночные мысленные метания являются блажью.

К недавнему безумному существованию возврата нет! Через какое-то время он найдёт применение несметному богатству, спрятанному в убежище. Действовать надо будет предельно осторожно. Появление странных нестандартных слитков солнечного металла в среде обитания людей сразу привлечёт многих - от отъявленных головорезов до респектабельных легальных разбойников из так называемой элиты. Но ведь он не только умен, но и, что редко сочетается, хитер. Он найдёт хороший способ устроить себе райскую жизнь на этой Земле.

А вы говорите, что Джорж Рипли сумасшедший.

Мария пошевелилась во сне и что-то забавно пролепетала. Веки дрогнули и она открыла глаза. Гримаса может быть страха, а скорее спонтанного отвращения на самый короткий миг исказила её лицо. В следующее мгновение она уже испугалась своей непроизвольной, но вполне объяснимой реакции и, поняв, что он всё видел, густо покраснела. Она была уверенна, что уже привыкла к его обезображенному лицу, но всё оказалось сложней.

 

Когда он уходил, завернувшись в простыню, слёзы прозрачными ручьями текли по розовым щекам Марии.

 

Медленно-медленно прошли утро и день. Солнце клонилось к закату. Рипли не возвращался. Мария кое как собрала ужин и, борясь с непонятным ощущением опасности, пересекла сад и вошла во флигель. Она не собиралась просить прощения. Что такого она совершила? Он должен понимать, что это была непроизвольная реакция. А как бы он отреагировал? Если ему не понравилось ночью, то и чёрт с ним. Он тоже себя особенно не проявил, если на то пошло. Но он голоден, а она не могла этого допустить. Мария расставила плошки с едой на столе в небольшой комнатке, служившей отшельнику одновременно столовой и спальней, и привычно постучала в дверь лаборатории. Обычно он появлялся минут через пять или сообщал ей через дверь, что занят и выйдет позже. Тогда она оставляла еду и уходила.

Пять минут прошло. За дверью ни звука. Она, уже почувствовав недоброе, снова постучала. Потом позвала его и постучала громче. В лаборатории было тихо. Мария выскочила в сад, нашла лопату, подбежала к окну и ударила сначала в стекло, потом в раму. После третьего удара деревянная рама упала внутрь комнаты и повисла на плотных шторах. Она оглянулась вокруг, подхватила какую-то пустую корзину и, бросив её под окном вверх днищем, забралась на подоконник. Изрезав ладони и колени, протиснулась внутрь. Рипли, завернутый в простыню, лежал на полу у стола с обломком фарфорового завитка в левой руке. На лице застыло выражение просветленного ожидания. Не было никаких сомнений, что он мёртв.

 

*

На месте снесенного до основания старого флигеля отставной майор запланировал строительство добротного и вместительного склада. Дела шли хорошо. Собранный в многочисленных поездках стартовый капитал позволил открыть своё дело. Дело требовало расширения, новых производственных и складских площадей. В тот день бригада строителей заливала фундамент. Руководивший стройкой инженер был не очень удивлён, когда целый автомиксер бетона, вылитого в опалубку, исчез бесследно. Что ж, издержки производства - под снесённым зданием могут быть пустоты. После второй бесполезной попытки было решено проверить, где мог скрываться резервуар такого внушительного объёма. После долгих поисков под слоем глины обнаружили замаскированный прочный металлический люк. Под ним оказался узкий колодец, глубиной около трёх метров. На дне колодца был ещё один люк. Спустившись по скобам, инженер после долгой возни с трудом открыл зафиксированные хитрой задвижкой створки.

Сразу под ними блестела свежей поверхностью уже схватившаяся бетонная масса.

 

*

Рыбаки, любившие на закате удить в ручье пескарей, возвращаясь домой, могли видеть через невысокий заборчик печальную женщину, одиноко сидящую в шезлонге под развесистой грушей. Иногда она листала какую-то толстую потрепанную книгу. Но чаще не щурясь смотрела на заходящее солнце, разливающее последние густые лучи золотой расцветки. На открытой ладони женщины лежала полоска мягкого металла того же цвета. Она в задумчивости поглаживала её пальцами.

Но рыбаки видеть этого уже не могли.