Чистая любовь (рассказ в 4 страницы)

	Автор: Я Тим Маказаров 0
Чем чаще Вы делитесь стихами в соцсетях и блогах, тем больше Вас читают! Автор указал в произведении, что желает видеть его серьезную критику и разбор, обязуется относиться адекватно и лояльно к критике и рецензентам. Рецензенты должны помнить, что критикой не является переход на личности, насмешки над слабым качеством и прочие оскорбления и провокации. Наша цель - повышать профессионализм авторов не оскорбляя их.

Есть пары, которые не могут спокойно составить взаимного счастья. Даже если ничто внешнее не мешает их счастью, такие люди непременно выдумают причину и способ помучиться – из чистой любви к мучению. При этом по большому счету неважно, кто мучится – сам выдумщик или его избранник, хотя бывают и предпочтения. В идеале, конечно, оба.

Миша и Маша познакомились в кружке Евангельских чтений, учреждённом молодым иереем-энтузиастом для прихожан, и сразу узнали друг в друге родственные души, гораздо более родственные, чем в других собравшихся братиях и сестрах. Они вычислили друг друга по глазам, отражавшим как бы постоянное осознание двойственности вещей, и по речам, которые произносились как бы с постоянной оглядкой на то, не слишком ли возвышенно они звучат, и если выходило слишком возвышенно, то – голосом ли, улыбкой или словечком – в них добавлялась нотка иронии – не над обсуждаемыми благочестивыми предметами, упаси Боже, а над самим говорящим.

Родственность душ подтвердилась тем, что уже на третий день знакомства, закреплённого интенсивным интернет-общением, они изнемогали от неугасимого «разжжения восстания телесного», несмотря на прилежное чтение молитв утренних и на сон грядущим. А на восьмой день, после очередного заседания душеспасительного кружка, они сделали семимильный шаг в сторону ада, вступив в греховную связь, даже не подумав о венчании.

Миша имел двадцать семь лет, образование филолога и случайные работы. У него также были чёрные глаза, умевшие иногда очень выразительно гореть. Одним из его интеллектуальных увлечений было изучение и осмысление того, как в христианской традиции изображается сатана и его всевозможные отродья. И хотя отец Андрей, успешно работавший с молодёжью, увещевал его цитатой из Ницше о бездне, всматривающейся в своего внимательного зрителя, пытливый Мишин ум не желал оставить без исследования столь интересный предмет.

С детства Михаил мечтал стать священником, и даже случалось ему периодами прислуживать в храмах алтарником. Но поступление в семинарию он откладывал год от года, имея добродетельное желание прежде порвать со старой неправедной жизнью, но не имея пока что сил сделать это.

Очередной помехой его стремлениям стала Маша. Отказаться от неё прямо сейчас было совершенно невозможно. Она была именно то, что надо. И даже когда он первый раз больно заломил ей руки перед тем, как поцеловать, она не только не испугалась, но посмотрела и выдохнула так, что стало ясно: самое крутое впереди. И сама она впоследствии предлагала такие вещи, которых он от неё не ожидал, но всегда, характерно сверкнув глазами, приступал к осуществлению.

Осуществив одно из таких предложений и остывая на балконе, он как-то сказал:

– Эх, Машка, классная ты. Хоть женись. Но не могу.

Услышав о женитьбе, Маша встрепенулась. Она была неофитом, не прошло ещё и года с тех пор, как она сознательно обратилась к церковной жизни и избрала её как свой путь. Стать женой священника она раньше и не мечтала, но, когда такая возможность замаячила перед ней, соблазнилась. «Не могу» показалось ей ненастоящим, как будто это была картонная декорация, изображающая кирпичную стену. С тревожной надеждой и решимостью во что бы то ни стало сделаться матушкой Марией, она спросила:

– Почему?

– Понимаешь, я в детстве сильно болел и много молился об исцелении. Я мог умереть и еле выкарабкался. С тех пор я решил, что буду служить Господу, – Маша покосилась на царапины у себя на бедре, – жизнь устрою чётенько по правилам, – Маша перевела взгляд на синяки на своих запястьях, – чтоб и жена обязательно девственница, ну, и все дела.

Тут Маша впервые по-настоящему пожалела о том, что к своим двадцати пяти годам не сохранила девства. Даже на первой исповеди, каясь во всех припомненных грехах своей жизни, включая и сожительство без брака, она не сожалела так о нём перед Судьёй всех человеков, как теперь перед риском лишиться успешного в её представлении замужества. И, опустив глаза в пол, она сказал только:

– Ясно.

Но в двадцать первом веке, а тем более в Москве нет ничего невозможного, и через несколько недель на свидание Маша шла с особенным волнением, вмещавшим радостное предвкушение и чувство опасности, словно канатоходец, готовящийся шагнуть на канат и осознающий равную возможность сорвать восторженные аплодисменты и сорваться с большой высоты.

Оставшись с ним наедине, она сразу приступила к подразниваниям, а как только он в привычной грубой манере притянул её к себе, игриво-смущенно остановила его и сказала:

– Нет, милый, не надо, я ведь девственница.

– Не понял.

– Ну, знаешь, есть такие операции…

Глаза Миши удивлённо расширились, и выражение их было такое, что Маше оно показалось похожим на восторженные аплодисменты. Но затем его взгляд поменялся, и он сказал вкрадчивым голосом:

– Хорошо, моя девочка, мы не скажем маме, – и начал медленно вести пальцем по её коже, от ямочки под шеей – вниз.

– Да нет, – уже без игривости Маша отстранила его руку, – ты ведь хотел жениться на девственнице. Теперь придется ждать до свадьбы, – тут она не удержалась всё же от лукавенькой улыбочки.

Некоторое время Миша молча соображал.

– Да ты дура, Маша! При чём тут твои операции? Сказано же: девица, не знавшая мужа. Операции тут, знаешь ли, не помогут… Ты чего? Ну, прости, Маш. Ну ты классная, блин, но пойми, я не могу, я с детства так решил. Слушай, ну чего тебе в этой свадьбе, а? Лучше-ка иди ко мне…

Но сорвавшись с высоты, Маша чувствовала себя разбитой и опозоренной и простить не могла. Она ушла от него и больше не приходила.

Своим новым богатством, приобретённым за немалые деньги путём оперативного вмешательства, она решила распорядиться разумно. Выйти за священника стало для неё делом чести, и она отнеслась к этому делу со страстным рвением, завидной выдержкой и удивительной методичностью. Выбрав одну из семинарий, лежащих в зоне досягаемости, она устроилась в хор в местном храме и стала присматриваться к семинаристам, приходящим на службы.

Вскоре ей без труда удалось влюбить в себя Алёшу, светловолосого пятикурсника с добрыми и наивными голубыми глазами, сносного на вид. Он не верил своему счастью. Приближался выпуск, и нужно было либо жениться, либо определиться в монахи – иначе не рукоположат. Он хотел жениться, но был так застенчив, что не имел надежды уже найти жену.

Лгать о своём девстве Маше не пришлось. Стеснительный Алёша об этом не спрашивал, а первая брачная ночь оставила в нём приятную душе уверенность в чистоте невесты. К тому же сам он до брака никаких плотских утех, не считая рукоблудия, конечно, не имел. И ему было легче представить, что избранница его так же невинна, чем наоборот.

А что до Маши, то она стала вполне хорошей матушкой Марией, хотя иногда тосковала по властным рукам. Однажды ей даже пришло в голову, что ведь и супруга её можно было бы склонить к некоторым штукам, но посмотрев на него, она быстро отбросила эту мысль, так что Алёша не успел понять, что это такое страшное и манящее промелькнуло в её зелёных глазах.

Михаил сразу после разрыва маялся и страдал. Всё же с нею можно было в свободное от телесного время обсудить и прозу Андреева, и полотна Босха, и музыку «Агаты Кристи». Но вскоре он решил, что это знак, и вознамерился на будущий год уж точно поступить в семинарию.

По счастливому стечению обстоятельств в этот же период он повстречал всё на тех же Евангельских чтениях девицу семнадцати годков, которая приходила с матерью. Мать имела совершенно постный вид, а девица по юности лет выглядела даже привлекательно. Девица польстилась на то, что ею заинтересовался такой взрослый и умный человек, мать польстилась на возможность в будущем иметь зятя-священника, а Миша польстился на то, что можно будет поступать в семинарию уже женатым человеком, и все три стороны согласились на безотлагательное венчание.

Однако судьба распорядилась так, что юная Татьяна едва ли не с первой брачной ночи забеременела, при том сразу тройней. В таких обстоятельствах Михаил не мог отказаться от работы, напротив, пришлось подыскать еще и вторую, а о семинарии забыть.

Наступившая череда тяжёлых лет усугублялась для Миши ещё и тем, что к сексуальной жизни его супруга не проявляла совсем никакого интереса, так что это даже казалось ему подозрительным. Нет, следуя заветам апостола Павла, она позволяла мужу быть с ней, когда тот пожелает, но делала это так, что хотелось повеситься.

Иногда по ночам Мише казалось, что всё это – и жена, и дети, и тёща, и две работы – ненастоящее, какая-то немыслимая подстава. Но днём оно обретало такую полновесность и осязаемость, которой трудно было возражать. Он утешал себя тем, что, по крайней мере, ведёт жизнь праведную и жену взял девственницей. Однако окончательно несчастным человеком он стал, когда однажды ночью его бессонную, несмотря на трудный день, голову словно ударило внезапно припомнившейся фразой: «Знаешь, есть такие операции…»