Невозмутимость

	Автор: Бусинка 0
Чем чаще Вы делитесь стихами в соцсетях и блогах, тем больше Вас читают!

                          Он был красив. Невероятно красив. И намного красивее нарисованного принца в моей книжке сказок, хотя одежда у принца была наряднее: короткий плащ-накидка, синий снаружи, внутри красный, а на голове моего героя красовался узкий золотой ободок. Однако рубашка у вошедшего была такой же белой, как у принца, только без оборочек. И самое ужасное, что он уже был взрослым дяденькой! А мне пока только шесть лет. Увидев его, я сразу и остро почувствовала всю несправедливость судьбы.

    До того момента, как он вошёл в комнату, где мы с бабушкой чаёвничали в гостях у каких-то моих родственниц бабушек (я никак не могла запомнить, кто кому кем приходится), я последовательно и тщательно сгрызала с сахарного воробья разноцветную глазурь, с интересом слушая  их взрослый разговор о каком-то Кольке, который ведёт себя совершенно невозмутимо.

   Дома слушать любые  «взрослые» разговоры мне не позволялось, и я отправлялась в другую комнату. А здесь как будто все забыли, что я рядом. Время от времени одна из бабушек возмущённо вскрикивала: «Да как ему не стыдно!», на что хозяйка дома, куда мы пришли, сокрушённо покачивала головой и произносила, глядя в свою чашку: «Да вот… так, …хоть бы что, глядит в глаза и улыбается…». «И куда только Танька глядела?!» - который раз гневно сверкала ореховыми глазами моя бабушка. Хозяйка ещё сокрушённее вздыхала, а третья бабушка сразу же начинала сочувственно гладить её по руке, как маленькую. Куда глядела какая-то Танька, меня очень заинтересовало, но ещё с большим любопытством я наблюдала за моей, казалось, всегда спокойной бабушкой, которая теперь вдруг так разнервничалась. Из этого обсуждения за чаем я поняла только, что этот Колька не пришёл домой ночевать, а утром его выгнала Танька, когда он «явился хоть бы что».

   И потому Колька должен был вот-вот придти к моей дальней родственнице – тоже бабушке, чтобы та помирила их с Танькой. Потом я всё-таки сообразила из разговора, что Танька её племянница, а Колька – муж этой невнимательной Таньки. Но я никак не могла понять, почему всё это происшествие так всех волнует. Ну и что, что не пришёл,…мало ли что – рассуждала я мысленно, продолжая грызть и вслушиваться в их обсуждение. Может, у него работа была, или он устал, а трамвая не было – все сломались, и он пошёл к другу…  Но дальше этих предположений моя фантазия не шла, я почти съела всю глазурь и собиралась откусить воробью голову, как вдруг дверь отворилась, и в комнату вошёл он.

     Я даже не сразу сообразила, что это тот самый Колька, про которого только что шла речь, и застыла с открытым ртом и воробьём в руке. Дяденька оказался молодым, черноволосым, его нос был прямым и гордым, лицо узкое, а глаза…Такие глаза бывают только у принцев. В той сказке в книжке было два принца, один хороший красивый и вот с такими большими голубыми, вернее, синими глазами, а второй, его брат и завистник, был некрасивым, с маленькими злобными глазками какого-то непонятного цвета, и король прогнал его из королевства за плохое поведение. Красивый принц должен был жениться на прекрасной принцессе, потом занять трон отца, но всё пошло не так: злой брат выкрал его невесту и,… ну, там много всего случилось, а закончилось всё наилучшим образом. Злого брата сначала хотели казнить, потом почему-то простили, - мне это место в сказке всегда было непонятно, - и он  устыдился своих злодеяний. Что было вперёд: прощение или устыжение, я тоже никак не могла решить для себя, - в сказке это место подробно не разъяснялось, а бабушка иногда говорила так непоследовательно, что я запутывалась окончательно. Иногда, по её словам, сначала надо устыдиться, тогда получишь прощение, и вдруг через пару дней бабушка начинала объяснять, что сначала надо прощать, от этого злодею должно стать стыдно за свои проступки. Потом она опять забывала и возвращалась к первому объяснению. Так быстро я не успевала менять своё мнение и долго думала над особенностью  этого вопроса у взрослых. И всё-таки к этому времени у меня сложилось твёрдое убеждение, что красивые принцы не могут быть плохими. А плохие принцы обязательно должны быть наказаны. Только что бабушки обсуждали поведение какого-то «невозмутимого» Кольки, который, судя по всему, должен был быть похожим на того злого и уродливого принца-брата, и вдруг оказывается, что этот Колька-плохой-принц своей красотой безжалостно разрушает все мои представления о добре и зле. К тому же мне так нравилось слово «невозмутимый», что я никак не хотела допустить, чтобы оно принадлежало кому-то, кто некрасив. Невозмутимыми могут быть только  красивые и смелые, и по пути к своим принцессам они должны невозмутимо побеждать всех врагов.

 - У нас новая гостья, тётушка, - каким-то бархатным голосом произнёс «невозмутимый» Колька. – И всем остальным здравствовать и приятного аппетита!

          Я мгновенно поняла бабушек: эта Танька действительно куда-то не туда смотрела. Надо было смотреть только на Кольку. Его большие чуть раскосые синие глаза лукаво и спокойно всех оглядели и опять остановились на мне. Он был высок, худощав, двигался, как танцевал, при этом он не улыбался, нет, но всё время казалось, что он чуть-чуть насмешливо усмехается мне удивительно красивыми губами настоящего принца:

«Ты ещё маленькая, очень маленькая…»

          Первой опомнилась моя бабушка и почему-то накинулась на меня со словами: «Когда ты уже съешь его?». Я, не отводя глаз от красивого дяденьки, отложила птицу в сторону. В голове почему-то застучало слово «невозмутимость…невозмутимость…невозму…». Колька-дяденька-принц, успевший пройти к окну, развернулся и опять внимательно посмотрел на меня, потом на моего обгрызанного воробья, подмигнул мне и кивнул как-то совсем по-свойски. Так мне кивал у бабушки дома только мой родной дядя, который старше меня на 15 лет, и который очень любил воспитывать меня в отсутствии бабушки. Чтобы он побыстрее отстал от меня, я начинала внимательно и послушно смотреть на него, разглядывая его круглую физиономию, светлые льняные волосы, белёсые ресницы вокруг серо-зелёных глаз, совершенно не вникая в смысл воспитательной речи, а только обращая внимание на интонацию его противного чуть скрипучего голоса. Я придумывала себе сказку, где моего дядю, как комара, снесёт порыв сильного ветра. Летом на траве я часто видела таких больших комаров с длинными тонкими ногами, они очень забавно перелезали с травинки на травинку, помогая себе хоботом. Меня это всегда смешило. Однажды мне даже удалось увидеть удивительную картину: порыв ветра снёс такого комара в сторону от травы на песчаную тропинку, и он свалился на бок, как уставший конь, чуть шевеля своими запутавшимися ногами. В каком-то  взрослом фильме по телевизору так падали уставшие лошади, я это точно помню. Их потом либо били кнутом, либо целовали в лоб и пристреливали. Почему тот комар не махал крылышками, я не знаю, наверное, он упал в обморок прямо на ветру… от неожиданности.  Но я-то успею спастись от ветра или любой другой напасти под нашим большим круглым столом. Там всегда можно было спрятаться, а если ещё придвинуть плотно все стулья, то никакой ураган не страшен. Под столом был личный кусочек моего пространства. Там жили две мои куклы, моя книжка, и иногда я рисовала тоже под столом, встав на колени и положив очередной листочек в клеточку на плотно придвинутый стул. Хотя, мой дядя, если у него было настроение срочно научить кого-нибудь уму-разуму, запросто вытаскивал меня оттуда, как рака из ракушки, после чего начиналось длинное перечисление всех особенностей моего лентяйства. Самое главное было не пропустить очередного заключительного слова «Ты всё поняла?» и прочувственно кивнуть. Вот тогда я и получала  такой «домашний» ответный кивок. Но получить такой же свойский  кивок от невероятно красивого дяденьки было обидно. Я опустила глаза и опять взялась за воробья.

- Тётя, мне надо с тобой поговорить, - начал Колька, после чего моя бабушка тут же встала из-за стола и выразительно посмотрела на другую бабушку, которая тоже была в гостях.

- Да-да, мы сейчас уходим, мы уже засиделись, - вставая, начала оправдываться та.

        Само собой разумелось, что я должна быть уже в коридоре. Но я продолжала грызть сахар и старалась это делать «невозмутимо». Однако не смотреть долго на красивого принца Кольку было невозможно, поэтому я, вонзаясь зубами куда-то вбок воробью величиной с мой кулак, буквально поедала глазами это сказочное лицо с прямым носом и ласковыми большими глазами. Мысли, опережая друг друга, крутились в голове с огромной скоростью. Я пыталась одновременно представить себя на месте этой Таньки, которая не пустила его утром домой,…да он бы никогда не пришёл так поздно ко мне! Или рано?…неважно, он бы нигде не задерживался, если бы его ждала я! Одновременно я с ужасом думала, что мы сейчас уйдём, и я никогда не увижу его больше, а мне непременно надо убедиться, что он хороший добрый принц, и его оговорили. Потом большими скачками примчалась фантазия, где я мгновенно вырастаю в принцессу, подходящую ему по возрасту, ну,…чтоб он не успел состариться, как если бы всё было взаправду, и в следующую встречу, куда он опять непременно придёт к своей, нет, не к своей, а к тёте его Таньки, он тут же увидит, насколько я хороша. Да и зачем ему опять к этой тёте? Нет! Мы с ним столкнёмся где-нибудь в трамвае, и он, увидев меня в таком же платье, как у принцессы в книжке, сразу же забудет про всех и про свою Таньку тоже. Потом мне почему-то стало стыдно и даже немного жалко эту Таньку. Вряд ли у неё есть такое платье…

    Тут оказалось, что все смотрят на меня, как я сосредоточенно грызу сахар, и моя бабушка не выдержала длительности моих размышлений, сопровождаемых скрежетом зубов, и решительно отобрала воробья со словами:  «Дома доешь!».

    Итак, надо было уходить. Красивый и чужой принц сидел на диване, смотрел не на меня, а куда-то в окно. Родственницы-бабушки уже хлопотали в прихожей с одеждой и галошами, которые были одинаковыми у всех, если только не считать мои маленькие, а моя бабушка, сурово глядя на меня и плотно сжав губы, тщательно  заворачивала уже безголовую птицу в салфетку. Я стояла между столом и открытой дверью в прихожую, не в силах уйти без взгляда принца. Но тот «невозмутимо» смотрел в окно. Это слово вдруг опять прозвучало  во мне, и я, кажется, поняла, что оно может оказаться очень плохим словом. Злым и обидным …

     Бабушка взяла меня за руку и повела одеваться.  Мы вышли втроём и некоторое время шли молча, почти не обходя луж. Обе бабушки были сильно озабочены чем-то своим, а у меня перед глазами стояло лицо красивого Кольки с его спокойным, чуть насмешливым взглядом. И вдруг я окончательно поняла, что волшебства  не случится, и я так и буду далеко в стороне от принца медленно взрослеть и даже стариться. А тот вернётся к своей Таньке, и я его никогда-никогда-никогда больше не увижу. Внутри всё зарыдало.

- Нет, ну каков! Явился, хоть бы что! Ну, хоть бы извинился! – моя бабушка не выдержала молчания.

- А представь, вдруг Танька подаст на развод,  ведь, она ему не простит, - ответила ей другая бабушка, которая провожала нас.

Слово «развод» влетело сквозь мои внутренние всхлипы какой-то лохматой большой вороной. Оно было непонятным, но я чувствовала, что в нём может поселиться надежда.

- Да не уйдёт она от него, вон какой красавец, где ещё такого встретит, - моя бабушка осуждала красоту принца, как что-то очень нехорошее, но непреодолимое.

- А мы ещё раз туда пойдём в гости? – это выскочило из меня настолько неуправляемо, что я испугалась. А вдруг бабушки увидят меня изнутри? И то, что я там уже выросла, и то, что трамвай с Колькой вот-вот подойдёт, и туда войду я… И то, что такие красивые дяди-принцы не могут быть злыми, они просто не встретили настоящую принцессу. В этом месте мне опять стало немножко стыдно, потому что я  ещё всё-таки не успела вырасти. Обе бабушки удивлённо посмотрели на меня.

- Тебе понравилось? Ты же даже воробья своего не догрызла, а баранок и сушек даже не попробовала…- удивилась моя бабушка.

- Ну, …там, на комоде такие слоны стоят, - я протянула первое, что пришло в голову.

        Действительно, там, на комоде по кружевным салфеткам строем шли слоны. У моей бабушки слонов не было, но у всех бабушек, к которым мы ходили в гости, были слоны. Белые, серые, даже почти коричневые, они неизменно притягивали моё внимание, а здесь слоны были самыми чудесными: нежно-розовыми с золотым ободком на ушах и золотыми бивнями, и если бы не такой интересный разговор за столом….

   Почему моя бабушка не держала слонов в доме, я не знала, но мне всегда хотелось любоваться дома на своих…или почти своих идущих слонов. К бабушке я приезжала гостевать почти на все выходные и праздники, и это было время счастливого ничегонеделания. Меня никто не заставлял мыть за собой посуду, ложиться рано спать, следить за чистотой рук, не пачкать одежду, не смотреть взрослые фильмы и не терять носовые платки – всё как-то само делалось, и если не считать занудных воспитательных речей моего белобрысого дяди, то я чувствовала себя замечательным  и умным ребёнком, которого все любят и защищают. И я была уверена, что со слонами у бабушки можно было бы играть хоть на столе, хоть под столом. Иногда этих семи слоников для полного счастья мне чуть-чуть не хватало, но я не решалась спрашивать у бабушки, почему она не заводит их дома. У родителей слонов, разумеется, тоже не было. Наличие слонов в доме называлось почему-то каким-то странным на вкус словом «мещанство»,…оно мне напоминало тарелку с не посоленной и уже остывшей лапшой, причём сарделек в тарелку не положили. А без любимых сарделек или сосисок любая еда таковой не считалась.

- А-а,- глядя в сторону, чуть рассеянно протянула бабушка, - ты же не можешь помнить, когда мы переехали на другую квартиру. А там, на старой, у нас были слоники, но тебе было всего полтора года. Здесь нет… - она не закончила, но мне это было уже неважно. Моя будущая с принцем тайная встреча в трамвае была сохранена.

-  Как ты думаешь, они сейчас сумеют договориться? – перебила её вторая бабушка.

- Сумеют! Лиза слабохарактерная, Таньку любит, боится, что та одна останется, и так без матери выросла. Ну, прощевай на пару дней, потом встретимся, когда Ляльку заберут, - и бабушка потянулась расцеловаться на прощание, что было обычной традицией между всеми моими бабушками.

    Лялька – это я, и хоть я очень любила, когда меня так называют, но сейчас это вдруг стало очень обидно, почти невыносимо. Почему, начала я опять всхлипывать про себя, настоящие красивые принцы достаются каким-то Танькам? При том, что эти глупые Таньки смотрят куда-то не туда! Я бы,…я бы,…тут вдруг в голове опять проснулось слово «невозмутимость…невозму…», и тогда я решила, что больше не буду думать обо всём этом. Вот слоники – это да! Они розовые, блестящие, у двух самых старших хобот задран вверх, а самый маленький был самым миленьким. …А глаза у Кольки-принца большие и ласковые… И тут мне в голову пришла отличная мысль, которая сможет спасти весь мой мир. Надо скорее найти страничку, где был нарисован брат-злодей прекрасного принца, и карандашом исправить ему маленькие глазки на большие и красивые, как у его старшего брата. И тогда будет всё честно. И совершенно правильно, что он устыдится и исправится. И даже принцесса ему тоже найдётся, пусть и не в таком красивом платье. Кажется, синий карандаш закатился под диван.

Я решительно потянула бабушку за руку домой.